Отпустив оппозиционера, суд и прокуратура нарушили привычную логику своей работы. Возможно, это следствие разногласий между Следственным комитетом и Администрацией президента.

Внезапное освобождение Алексея Навального после суток в следственном изоляторе — что это было? Последнее китайское предупреждение монолитной власти политическому оппоненту или нечто большее?

Юридически «казус Навального» выглядит следующим образом. Обвиняемым в ходе предварительного следствия была избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде из Москвы и надлежащем поведении. Судья, оглашая приговор, назначил подсудимым наказание в виде реального лишения свободы в колонии общего режима — на год меньше, чем просил прокурор в прениях. Сложившаяся десятилетиями судебная практика диктовала и дальнейшие слова судьи Блинова — изменить меру пресечения и взять под стражу в зале суда.

Среди адвокатов такую ситуацию принято считать самым плохим исходом работы по делу.

Та же судебная практика говорит, если обвиняемый не под конвоем пришел в суд, то почти наверняка получит наказание, не связанное с лишением свободы. Если же на следствии человек был под стражей, то вероятность освобождения в зале суда и условного приговора маловероятна и считается большой победой адвоката. Содержание под стражей на этапе следствия иногда даже лучше ареста в зале суда, поскольку к моменту вступления в силу приговора часть срока уже будет отбыта – так получилось с девушками из Pussy Riot.

Кроме назначения видов наказаний и определения меры пресечения до вступления приговора в силу, судья при оглашении обязан решить и другие вопросы — о судьбе вещественных доказательств, о заявленном (если был) гражданском иске и так далее. Обжаловать приговор по частям до сих пор было практически невозможно, поскольку этот порядок четко определен в уголовно-процессуальном кодексе — 10 дней, апелляционная жалоба и далее через месяц-два рассмотрение в вышестоящем суде.

В деле Навального прокуратура обжаловала приговор в части заключения под стражу в зале суда в день его оглашения, причем по окончании рабочего дня (известно об этом стало 18 июля около 19.00), а рассмотрено и удовлетворено оно было в Кировском областном суде через 14 часов после подачи — с космической скоростью. Всё, что успела сделать защита, – сообщить эти новости изумленным осужденным перед самим процессом и поддержать позицию прокурора. В итоге оба осужденных к реальному сроку, наверное, впервые в истории российского суда, гуляют на свободе до рассмотрения их жалоб на приговор.

Интересно, что Кировский областной суд, оглашая определение, сослался на Конвенцию Совета Европы о защите прав человека и основных свобод.

Это документ, на основании которого существует и работает Европейский суд по правам человека. Ссылка, вызвавшая улыбку публики, не случайна. Конвенция и практике суда в Страсбурге требует, чтобы заключение человека под стражу удовлетворяло определенным условиям — должна быть информация о том, что обвиняемый может скрыться или продолжить совершать преступления. Суд не может просто так «на всякий случай» водворить человека в СИЗО. Именно об этом писала прокуратура в жалобе: дескать, и Навальный, и Офицеров, чьего реального срока она добивалась в прениях, ни разу не нарушили подписку о невыезде, положительно характеризуются, а значит, нет оснований их помещать в изолятор. Поэтому в деле Навального и Офицерова мы имеем уникальный случай избирательного применения европейских стандартов. Это особенно бросается в глаза, если принять во внимание, что в 96% случаев, когда следователь ходатайствует перед судьей о заключении обвиняемого под стражу, суд идет ему на встречу. Продлевают судьи арест еще чаще — в 99% (это статистика Верховного суда России). Это означает, что ровно в 99 уголовных делах из 100 судья видит явные доказательства того, что обвиняемый может скрыться или продолжит преступать закон. Но не в деле Навального.

Интересно еще и то, что прокуратура в жалобе на арест в зале суда сослалась на конституционное право Навального быть избранным мэром Москвы, поскольку за день до этого Мосгоризбирком зарегистрировал его кандидатом. Дескать, из СИЗО ему будет проводить кампанию затруднительно. Освободили, впрочем, вместе с ним и Офицерова, который ни в каких выборах не участвует, разве что, голосовать пойдет.

Что же на самом деле произошло?

Рискну предположить, что эта история стала первым проявлением кардинальных изменений во внутренней политике Кремля. Как известно, долгие годы за нее отвечал замглавы президентской администрации Владислав Сурков. Однако в 2012 году лидировать в сфере влияния на внутреннюю политику постепенно стал глава Следственного комитета Александр Бастрыкин.

Бывший староста группы Владимира Путина на юрфаке ЛГУ еще в 2010 году победил в аппаратной схватке генпрокурора Юрия Чайку, СКР стал самостоятельной единицей в силовом блоке, постепенно подминая под себя все больше и больше составов преступлений. Все преступления в отношении детей, против половой неприкосновенности, все налоговые преступления ранее расследовала милиция, теперь следователи СКР. По сути к 2012 году Бастрыкин консолидировал в своих руках основную правоохранительную власть.

Способствовали этому многие факторы, в частности, реформа МВД и череда скандалов с подчиненными министра внутренних дел Рашида Нургалиева. Последней каплей стала история отдела полиции «Дальний» в Казани в марте 2012 года, на фоне которого глава СКР получил дополнительный политический капитал, по сути, возглавив борьбу против полицейского произвола. Нургалиев вскоре отправился в отставку, ему на смену пришел подчеркнуто аполитичный Владимир Колокольцев. А Александр Бастрыкин сделал решительный рывок в политику. Первым шагом послужило уголовное дело о беспорядках на Болотной площади 6 мая 2012 года. Напомню, что следователи были на площади еще до начала столкновений полиции и демонстрантов, а после возбуждения уголовного дела прошли массовые обыски.

Демонстрация Кремлю возможностей влияния СКР на внутреннюю политику продолжилась уголовным делом в отношении Алексея Навального, которое вышло на финишную прямую после публичной порки главой СКР начальника следственного управления по Кировской области.

К осени прошлого года внутреннюю политику Кремля стал во многом определять именно Александр Бастрыкин. Напомню также, что еще 17 апреля, до начала суда над Навальным, в прессе появилась информация со ссылкой на неназванного кировского адвоката, что судье Блинову из Москвы спущена разнарядка — приговор в 5 лет общего режима. А сам судья Блинов, как известно, внезапно стал зампредом суда центрального района Кирова за полгода до процесса по Кировлесу.

Но в июле ситуация вокруг Навального начала стремительно меняться — внезапные намеки замглавы администрации — во многом преемника Суркова — Вячеслава Володина о том, что он не видит ничего страшного в участии Навального в выборах мэра Москвы. Затем муниципальные депутаты от «Единой России» широким жестом отсыпали Алексею недостающие для регистрации кандидатом в мэры голоса. Накануне оглашения приговора Навальный получает удостоверение кандидата, едет в Киров и … оказывается на пять лет в тюрьме.

Это вполне соответствует планам инициатора уголовного дела (к слову, расследование дела «Кировлеса» велось в Главном следственном управлении СКР в Москве), но, видимо, откровенно противоречит интересам иных сил. В России есть только одна структура, которая способна за 14 часов развернуть судебно-прокурорскую машину на 180 градусов. Это администрация президента, которая, как можно предположить, во второй половине дня 18 июля экстренно искала волшебный выход из ситуации.

Предположу, что даже консультировалась по этому поводу у ряда известных адвокатов.

Еще одним признаком смягчения политики Кремля выглядит история с «иностранными агентами». Решительный наезд прокуроров на неправительственные организации натолкнулся на слова Путина, сказанные в ответ на доклад Юрия Чайки об итогах массовых проверок НКО — не торопитесь, нужно разделять агнцев от козлищ и менять закон. Спустя неделю генпрокурор предлагает считать иностранными агентами только тех, кто борется за государственную власть, а администрация президента приглашает правозащитные организации подавать заявки на бюджетное финансирование. Еще один разворот на 180 градусов на узком временном пятачке в пару недель.

Но и Следственный комитет не собирается отказываться от прежней линии. В качестве реакции на спонтанные акции протеста в день ареста Навального СКР возбуждает уголовное дело о насилии в отношении представителя власти за сорванный с полицейского погон. Полиция вторит и возбуждает еще одно уголовное дело — за непристойные надписи на стенах Госдумы. В обоих случаях возбуждение дела явно политически мотивировано —  степень общественной опасности деяний не столь велика. В обоих случаях фигуранты не установлены, т. е. под угрозой преследования каждый, кто вышел на улицу в тот вечер.

Из этого можно сделать несколько выводов:

1. У Александра Бастрыкина возник достойный конкурент во влиянии на внутреннюю политику, имеющий равную поддержку президента. Кто будет ее олицетворением, пока неясно. Возможно, Вячеслав Володин.

2. Этот конкурент имеет в арсенале иные методы и инструменты, отличающиеся от «триады кнута» СКР – допроса, обыска и ареста. Среди них возникает «пряник» в виде доступа к избирательному бюллетеню и бюджетным деньгам.

3. Навальный в этой истории – хвост собаки, и сможет ли он ею вилять, вопрос пока открытый. По крайней мере, и способности, и амбиции соответствующие у него есть.

4. Начинается новая страница общественно-политической жизни страны, где ставки возрастают, а непредсказуемости становится больше.
Источник